Данилка против России
Jun. 14th, 2011 08:09 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
arina_2007Originally posted by ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
svetlana75 at Данилка против России
Не дай Бог никому из нас ТАКОГО опыта в жизни. Когда я его впервые увидела, он стонал, лежа в луже собственной рвоты и мочи, на голой клеенке. В нем было от силы 3 кг веса. Я спросила медсестру, почему он стонет, она отмахнулась: «он все время стонет». Он лежал в мелких каплях пота. Там палаты отказников выходят на солнце, и невозможно было от этого солнца ничем укрыться. Он не мог сосать из-за проблем с нижнечелюстным суставом, и захлебывался. А медсестры его никогда не кормили из рук, они просто клали бутылочку с молоком около рта, и молоко вытекало мимо. Так было, кстати, у всех там.
Медсестры мне сказали про его родителей – «они новые русские, но его забирать не хотят».
Я была тогда проездом в Австрии, и в больнице, где у меня много друзей, я спросила про этого ребенка: что с ним может быть? В смысле диагноза. Врач собрал по телефону всех своих коллег – ортопедов, невропатологов, и сказал: его надо забирать. Его надо взять домой, и посмотреть, что будет. Потому что тяжесть состояния не соответствует тяжести заболевания. А это означает -плохой уход.
Вернувшись домой – я нашла его родителей (надо сказать, это было нелегко: в больнице они не появлялись, их никто не знал), и пришла к ним вечером. Я говорила с матерью о том, что его надо забирать домой и лечить. Я сказала – надо дать ему попробовать выжить. Но если вы не возьмете его – я сама его возьму.
Мать сказала мне, что она сама ходила и просила врачей, чтобы они сделали ему «сонный укол», чтобы он умер. Она сказала, что считает несправедливым, что он живет и мучается там, на жаре, пока они здесь дома. Но она говорит: Я не могу себе представить, что я его принесу опять домой. Он был здесь две недели. И это был сплошной кошмар. Она сказала такие слова: «Для меня самое страшное в жизни – быть привязанной к своему ребенку». Для меня эти слова были громом с ясного неба. Присоединился к разговору отец. Он сказал: Но мы ему зла не желаем, если хотите – можете его взять. Хотя мы надеялись, что его усыновят за границу, мы слышали, что они берут больных детей. Еще эта мать сказала: За восемь месяцев вы первый человек, кто сказал: Оставьте его жить. Все говорили, что ему лучше умереть. Все! И врачи! И медсестры! И мы сами.
Я шла потом и думала, что ведь мы не можем так больше жить, в смысле - человеческое общество. Кому сделал этот ребенок зло? Он ведь родился, чтобы любить. Ведь есть общества, которые борются за отмену смертной казни для преступников, а он чем виноват? И никому нет дела, что ему желают смерти? Да еще «все»?
За эти месяцы малыш успел полежать в инфекции. В отделении был сальмонеллез, и у него оказался сальмонеллезная пневмония. В инфекции мне по секрету сказали, что оставили его без лечения, ведь он никому не нужен. А он выжил. Но вернулся страшнее смерти.
Как, по вашему, должен выглядеть малыш, который такое пережил? В неполных восемь месяцев он попал ко мне. Это был сплошной стон и плач, сутками, живот раздут, есть не мог ничего, ни смеси, ни прикормы. Весь сине-серый, дышал со свистом, спал по десять минут. Я забыла сон и отдых, забыла все. Даже в туалет приходилось ходить, привязав его к себе.
Но в глазах его был характер. Тот самый, который помог ему выжить в этом освенциме, который наше государство вкупе с кровными семьями, за спасение которых нам предалагают всеми силами бороться,приготовили детям-сиротам. И за этот характер я его люблю. Я крестила его Данилкой, в память о пророке Данииле, который выжил в клетке со львами, куда его бросили на смерть. А через две недели у меня дома появились его родители. Они приехали на хорошей машине, такие все из другой жизни, богатые и влиятельные. Оценили перемены в его состоянии, и вынесли вердикт: все равно он будет инвалид.
И он остался у меня. На девять лет.
А через семь лет, в течение которых эти родственнички только лишь изредка узнавали, как дела, они появились опять. Надо было продать его жилплощадь. Оказалось, что его бабушка перед смертью приватизировала на него часть своей квартиры. И эту часть теперь понадобилось продать. У меня опустились руки. Какая идиотка эта бабушка! Она, зная, что родителям ничего, кроме денег, в жизни не нужно, привязала его намертво к ним, потому что была за то, чтобы он рос в семье. Они же не смогут его часть продать. И теперь он навсегда в этой семейке, которая наживала добро, пока я боролась за жизнь их сына. И они и любить его не смогут, и отказаться не смогут.
Но они пытались. Неизвестно откуда всплыла ушлая риелторша, которая разговаривала со мной, как с полной дурой, а с матерью малыша – подобострастно. И эта риелторша предложила финт, от которого у меня закружилась голова, Она сказала: «давайте мы оформим половину вашего дома на него. И на этом основании органы опеки разрешат продажу доли», она добавила, что «разрешает, потому что за это заплачено» . И тут же деловито стала мне перечислять, какие документы будут для этого нужны.
Потом начались суды. О том, как у нас судят, я писала в своих постах. И если бы кто-то раньше мне сказал, что суды до такой степени продажные, и им до такой степени плевать на жизнь и судьбу ребенка, и вообще человека, то я бы давно начала с этим бороться. Но даже в этих продажных судах начальству пришлось выбирать судей, которые были бы согласны решить так, как надо начальству. А начальству надо так, чтобы ребенку было плохо. Потому что нашей власти плохо, когда детям хорошо. И хорошо, когда кто-то ненавидит детей и делает им больно, даже собственные родители. Иначе не существовали бы с таким упорством эти «Разночиновки» и «палаты отказников».
И, конечно, суд присудил отдать малыша, которому уже исполнилось девять лет, его кровным родителям. И, конечно, их все поняли, они ведь такие несчастные, это у них такой инвалид-ребенок. И, конечно, опекун ушел, оплеванный Астраханской властью и Астраханскими судами.
А неделю назад Астраханский суд вместе с этими родителями ОТКАЗАЛ МНЕ В ПРАВЕ ВИДЕТЬ РЕБЕНКА, КОТОРЫЙ ПРОЖИЛ У МЕНЯ В СЕМЬЕ НА ПРАВАХ СЫНА ДЕВЯТЬ ЛЕТ. И плевать им было, что ребенок страдает, он же инвалид, и что его жизнь никому, кроме меня не нужна. А им нужны ДЕНЬГИ, ДЕНЬГИ и еще раз ДЕНЬГИ.
А соседи по тому адресу, где малыш живет, ни разу за год не видели, чтобы его вынесли погулять.
И ГДЕ НАША ЮВЕНАЛЬНАЯ ЮСТИЦИЯ? Я ЗА НЕЕ!
svetlana75 at Данилка против РоссииДанилку не только отобрали у Веры, теперь ей даже запрещено с ним видиться.
11 лет назад родители отказались (де-факто, но увы не де-юро) от своего новорожденного сына-инвалида. Вера, работавшая тогда в больнице, где находился мальчик, сжалилась над практически умирающим, никому не нужным малышом, выходила его и взяла под опеку. 9 лет она растила его. он стал ее первым ребенком - позднее Вера усыновила еще 7 детей-инвалидов.
а потом возник квартирный вопрос. и биологические родители вспомнили о сыне. и "воспылали к нему любовью" и забрали его у Веры. все по закону. по закону?
Originally posted by![[info]](https://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif?v=3)
drobinskaja
11 лет назад родители отказались (де-факто, но увы не де-юро) от своего новорожденного сына-инвалида. Вера, работавшая тогда в больнице, где находился мальчик, сжалилась над практически умирающим, никому не нужным малышом, выходила его и взяла под опеку. 9 лет она растила его. он стал ее первым ребенком - позднее Вера усыновила еще 7 детей-инвалидов.
а потом возник квартирный вопрос. и биологические родители вспомнили о сыне. и "воспылали к нему любовью" и забрали его у Веры. все по закону. по закону?
Originally posted by
drobinskaja«Даже если пишешь своей кровью, пиши разборчиво…»
Из правил древних монахов
В 2000 году родился этот малыш. И, как говорит его мама, «она получила шок», подразумевается – вместо радости. Т.е., он родился с врожденным заболеванием суставов. Суть была в том, что он не разгибался, а еще он очень много плакал, его невозможно было утешить. Родители, весьма благополучные, такого подвоха от судьбы не ждали. И озаботились вечным «что делать». Пока они думали – малыш лежал в больнице. Сперва в больнице новорожденных, в инфекционном отделении. Потом, когда кончилось все возможное для пребывания там время, семья забрала на пару недель малыша домой. А потом опять отвезла – уже в грудничковое отделение. О том, что ему пришлось там пережить, я очень подробно писала здесь:Из правил древних монахов
Не дай Бог никому из нас ТАКОГО опыта в жизни. Когда я его впервые увидела, он стонал, лежа в луже собственной рвоты и мочи, на голой клеенке. В нем было от силы 3 кг веса. Я спросила медсестру, почему он стонет, она отмахнулась: «он все время стонет». Он лежал в мелких каплях пота. Там палаты отказников выходят на солнце, и невозможно было от этого солнца ничем укрыться. Он не мог сосать из-за проблем с нижнечелюстным суставом, и захлебывался. А медсестры его никогда не кормили из рук, они просто клали бутылочку с молоком около рта, и молоко вытекало мимо. Так было, кстати, у всех там.Медсестры мне сказали про его родителей – «они новые русские, но его забирать не хотят».
Я была тогда проездом в Австрии, и в больнице, где у меня много друзей, я спросила про этого ребенка: что с ним может быть? В смысле диагноза. Врач собрал по телефону всех своих коллег – ортопедов, невропатологов, и сказал: его надо забирать. Его надо взять домой, и посмотреть, что будет. Потому что тяжесть состояния не соответствует тяжести заболевания. А это означает -плохой уход.
Вернувшись домой – я нашла его родителей (надо сказать, это было нелегко: в больнице они не появлялись, их никто не знал), и пришла к ним вечером. Я говорила с матерью о том, что его надо забирать домой и лечить. Я сказала – надо дать ему попробовать выжить. Но если вы не возьмете его – я сама его возьму.
Мать сказала мне, что она сама ходила и просила врачей, чтобы они сделали ему «сонный укол», чтобы он умер. Она сказала, что считает несправедливым, что он живет и мучается там, на жаре, пока они здесь дома. Но она говорит: Я не могу себе представить, что я его принесу опять домой. Он был здесь две недели. И это был сплошной кошмар. Она сказала такие слова: «Для меня самое страшное в жизни – быть привязанной к своему ребенку». Для меня эти слова были громом с ясного неба. Присоединился к разговору отец. Он сказал: Но мы ему зла не желаем, если хотите – можете его взять. Хотя мы надеялись, что его усыновят за границу, мы слышали, что они берут больных детей. Еще эта мать сказала: За восемь месяцев вы первый человек, кто сказал: Оставьте его жить. Все говорили, что ему лучше умереть. Все! И врачи! И медсестры! И мы сами.
Я шла потом и думала, что ведь мы не можем так больше жить, в смысле - человеческое общество. Кому сделал этот ребенок зло? Он ведь родился, чтобы любить. Ведь есть общества, которые борются за отмену смертной казни для преступников, а он чем виноват? И никому нет дела, что ему желают смерти? Да еще «все»?
За эти месяцы малыш успел полежать в инфекции. В отделении был сальмонеллез, и у него оказался сальмонеллезная пневмония. В инфекции мне по секрету сказали, что оставили его без лечения, ведь он никому не нужен. А он выжил. Но вернулся страшнее смерти.
Как, по вашему, должен выглядеть малыш, который такое пережил? В неполных восемь месяцев он попал ко мне. Это был сплошной стон и плач, сутками, живот раздут, есть не мог ничего, ни смеси, ни прикормы. Весь сине-серый, дышал со свистом, спал по десять минут. Я забыла сон и отдых, забыла все. Даже в туалет приходилось ходить, привязав его к себе.
Но в глазах его был характер. Тот самый, который помог ему выжить в этом освенциме, который наше государство вкупе с кровными семьями, за спасение которых нам предалагают всеми силами бороться,приготовили детям-сиротам. И за этот характер я его люблю. Я крестила его Данилкой, в память о пророке Данииле, который выжил в клетке со львами, куда его бросили на смерть. А через две недели у меня дома появились его родители. Они приехали на хорошей машине, такие все из другой жизни, богатые и влиятельные. Оценили перемены в его состоянии, и вынесли вердикт: все равно он будет инвалид.
И он остался у меня. На девять лет.
А через семь лет, в течение которых эти родственнички только лишь изредка узнавали, как дела, они появились опять. Надо было продать его жилплощадь. Оказалось, что его бабушка перед смертью приватизировала на него часть своей квартиры. И эту часть теперь понадобилось продать. У меня опустились руки. Какая идиотка эта бабушка! Она, зная, что родителям ничего, кроме денег, в жизни не нужно, привязала его намертво к ним, потому что была за то, чтобы он рос в семье. Они же не смогут его часть продать. И теперь он навсегда в этой семейке, которая наживала добро, пока я боролась за жизнь их сына. И они и любить его не смогут, и отказаться не смогут. Но они пытались. Неизвестно откуда всплыла ушлая риелторша, которая разговаривала со мной, как с полной дурой, а с матерью малыша – подобострастно. И эта риелторша предложила финт, от которого у меня закружилась голова, Она сказала: «давайте мы оформим половину вашего дома на него. И на этом основании органы опеки разрешат продажу доли», она добавила, что «разрешает, потому что за это заплачено» . И тут же деловито стала мне перечислять, какие документы будут для этого нужны.
Потом начались суды. О том, как у нас судят, я писала в своих постах. И если бы кто-то раньше мне сказал, что суды до такой степени продажные, и им до такой степени плевать на жизнь и судьбу ребенка, и вообще человека, то я бы давно начала с этим бороться. Но даже в этих продажных судах начальству пришлось выбирать судей, которые были бы согласны решить так, как надо начальству. А начальству надо так, чтобы ребенку было плохо. Потому что нашей власти плохо, когда детям хорошо. И хорошо, когда кто-то ненавидит детей и делает им больно, даже собственные родители. Иначе не существовали бы с таким упорством эти «Разночиновки» и «палаты отказников».
И, конечно, суд присудил отдать малыша, которому уже исполнилось девять лет, его кровным родителям. И, конечно, их все поняли, они ведь такие несчастные, это у них такой инвалид-ребенок. И, конечно, опекун ушел, оплеванный Астраханской властью и Астраханскими судами.
А неделю назад Астраханский суд вместе с этими родителями ОТКАЗАЛ МНЕ В ПРАВЕ ВИДЕТЬ РЕБЕНКА, КОТОРЫЙ ПРОЖИЛ У МЕНЯ В СЕМЬЕ НА ПРАВАХ СЫНА ДЕВЯТЬ ЛЕТ. И плевать им было, что ребенок страдает, он же инвалид, и что его жизнь никому, кроме меня не нужна. А им нужны ДЕНЬГИ, ДЕНЬГИ и еще раз ДЕНЬГИ.
А соседи по тому адресу, где малыш живет, ни разу за год не видели, чтобы его вынесли погулять.
И ГДЕ НАША ЮВЕНАЛЬНАЯ ЮСТИЦИЯ? Я ЗА НЕЕ!
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
(no subject)
Date: 2011-06-14 04:24 am (UTC)(no subject)
Date: 2011-06-14 04:39 am (UTC)Не могу пройти мимо!!!
(no subject)
Date: 2011-06-14 05:03 am (UTC)(no subject)
Date: 2011-06-14 09:19 pm (UTC)(no subject)
Date: 2011-06-14 09:34 pm (UTC)(no subject)
Date: 2011-06-14 09:56 pm (UTC)В этом перепосте описывается безысходная ситуация в которую попал человек и Ребенок, а во что она верит в ЮЮ, или еще во что... это ее дело! это же не обозначает, что мы все такие тупые сразу начнем кидаться под лозунг "да будет ЮЮ" ...
(no subject)
Date: 2011-06-14 05:29 am (UTC)(no subject)
Date: 2011-06-14 09:21 pm (UTC)(no subject)
Date: 2011-06-16 10:26 am (UTC)(no subject)
Date: 2011-06-16 10:50 am (UTC)